Выложу первые три главы "Хроник Средиземья" - для тех, кто не читал. Или хочет перечитать))

Глава первая. «Не ходи в тот зал и не тронь порта-а-а…!»
Владыка Элронд разменял уже седьмой десяток столетий, посему в гробу он видал эти изумлённые крики, звон оружия и поспешно надеваемых доспехов, а также тревожное завывание магических рогов. Или всё же стоит сходить, вяло поинтересоваться, из-за чего весь сыр-бор и получить в ответ нечленораздельные вопли об очередном тривиальном конце света?
На памяти Владыки только за последние три тысячи лет этих концов света насчитывалось за сотню. Поэтому необходимо было решить, стоит ли прерывать перечитывание «Нарн и Хин Хурин», золотой классики позднебелериандской литературы, отставлять кубок с прохладным мятным чаем (Элронд справедливо считал, что даже эльфийская печень может за семь тысяч лет дойти до цирроза и ограничивал себя в алкоголе), обуваться, поправлять съехавшую набекрень корону, выбираться из уютного кресла, выходить на улицу…
За секунду до того, как Владыка окончательно мог склониться к отрицательному ответу, дверь покоев настежь распахнулась и в проёме возник на редкость перекошенный дивный лик юного эльфа.
- Владыка!!! Портал!!! Он! Это! Того! Самое!
Элронд неспешно отставил чай, флегматично закрыл книгу и аккуратно положил её на столик. И только после этого соизволил поднять глаза на вестника.
Говорят, что чем величественнее эльф, тем он мудрее. Владыка на правах признанного мудреца Дивного Народа мог ответственно и официально заявить, что это – чушь собачья. Мудрость эльфа определить можно только в процессе применения его советов, причём к советам не прилагается гарантия выживания пользователя. Будущий мудрец способен загубить в процессе становления до полутора сотен искателей заёмной мудрости и это считалось вполне допустимыми производственными отходами. Однако было в глазах Элронда что-то, что отличало его даже среди мудрецов-эльфов. Возможно, сказывалась кровь Смертных? Сам Элронд за собой никаких особенностей не наблюдал и, пользуясь непоколебимостью своего авторитета, получал от жизни удовольствие, перечитывая старинные фолианты и устраивая мелкие пакости советникам. Владыка жил достаточно долго для того, чтобы понять – советники для того и существуют, чтобы правитель мог спокойно отводить душу.
- Юноша, а теперь – спокойно. Внятно. Ясно. Коротко. Суть проблемы, - нарочито ровный и спокойный голос, без малейших эмоций. Парнишка испуган, хоть и не хочет этого показывать. Пусть не теряет головы. Безголовых и так в Ривенделле до Моргота, хотя на первый взгляд по ним не скажешь.
Эльф собрался с мыслями, с духом и прочими нематериальными. И, наконец, выпалил:
- Портал открылся! Портал Закатного зала! Стены рухнули, а под кучей извёстки что-то, - он сглотнул и с усилием выдавил, - шевелится…
Владыка, побледневший на миг, тут же взял себя в руки.
- Проводите меня к Закатному залу, юноша.
Элронд быстро сунул ноги в туфли, украдкой поправил корону, одёрнул мантию и неспешно направился к выходу из комнаты. Мальчишка семенил за ним.
Коридоры были пусты. Всё боеспособное население уже окружило место происшествия с оружием в руках, всё небоеспособное попряталось, аки суслики. По коридорам гулял лишь ветер, и Владыка неожиданно понял, как же соскучился по тишине. По тишине, царившей здесь когда-то, на заре эпохи. Прошлой. В молодости Элронда.
И эльф впервые почувствовал себя стариком.
Дальнейшим попыткам Владыки стать первым эльфом, ушедшим в депрессию по причине когнитивного диссонанса между внешностью и возрастом, помешала достигнутая цель.
Элронд с глубочайшим удовлетворением оглядел руины. Ему никогда не нравилось оформление Закатного зала – приторно-сладкие розочки. Почему, собственно, розочки – тайна, неведомая никому, кроме Создателя и давно позабытого мастера, да будет земля ему сковородкой, неумехе криворукому.
Толпа вооружённых до острых ушей эльфов Владыку несколько развлекла. Представленный ассортимент оружия и доспехов встретить можно было разве что в Лориэне и Гаванях. Ну и на Заокраинном Западе, само собой.
- Собираемся на балрогов, господа? – иронично поинтересовался Элронд.
- Никогда не знаешь, куды вопрёшься! – раздался звучно-хрустальный голос из задних рядов. Владыка мысленно зааплодировал.
- И куды ж мы впёрлись, господа? Никто не объяснит убогому Владыке, какие опасности могут поджидать отважных эльфов в центре Ривенделла?
Эльфы смутились и покраснели. Ушами. Что, опять же, подняло Элронду настроение ещё на пару пунктов.
- Там, Владыка, что-то шевелится…Владыка? Вы куда?! – в голосе старшего советника Эрестора отчётливо проступила паника. И были причины – когда твой сюзерен, задрав едва ли не до колен подол элегантной мантии (под коей обнаружились прозаические свободные штаны в мелкую сине-белую полосочку), лезет через завалы навстречу неизвестному врагу, в одиночестве, безоружный… И только Эрестор было набрал в грудь воздуха, чтобы далеко не благим, а очень даже прозаическим матом послать всех…гм…в атаку на неведомое, как Владыка, преспокойно наклонившись над подрагивающей кучкой штукатурки, спокойно сказал:
- Вылезай, девочка.
***
Ню уже давно наблюдала за эльфами краем глаза. Проблема была в том, что углядеть она могла немногое – даже расовую принадлежность существ ей подсказали исключительно звонко-хрустальные голоса. Очки где-то потерялись, а с её диоптриями и в паре метров не разглядишь лиц.
В любом случае, следовало ждать. Даже если это действительно эльфы. Точнее, если это эльфы – то лучше всего как раз затаиться. Ну, не считая варианта по-тихому смыться, который с остроглазыми не прокатит.
Если это и эльфы, то по любому не стоит бросаться к ним с радостными воплями. Могут не так понять и всадить перемазанному штукатуркой чудовищу контрольную стрелу в глаз. А потом сложить печальную балладу о прекрасной деве, по ошибке павшей жертвой метких эльфийских стрел.
Только вот её баллада не воскресит.
Ню слишком дорожила жизнью, чтобы так глупо погибать. Нет, если геройски, с тимпанами и кифарами – пожалуйста. Но дурацкая гибель от стрелы остроухих перестраховщиков не прельщала.
Так что сиди, котэ, и не рыпайся.
***
Когда Элронд подошел на узнаваемое расстояние (то есть наклонился почти вплотную), Ню едва удержала облегчённый вздох, вовремя вспомнив о нечищеных с вечера зубах. Если Владыка привык определять чудовищ по запаху (а вдруг?), то контрольный в голову ещё может настичь бедного, невинного, милого котэ.
Кстати, выглядел Элронд совершенно не так, как в фильме. Но что-то позволяло думать, что это всё-таки он. Глаза? Интонация?
Справедливо рассудив, что над этим вопросом лучше рассуждать, отмывшись от штукатурки, Ню поднялась. Вместе с облаком пыли.
Когда оно рассеялась, острым взорам эльфов предстала чумазая, прыщавая, но ничуть не чудовищная девушка лет шестнадцати. Маленького по средиземским меркам роста, стройная, но не хрупкая, с тёмно-русыми (в немногих свободных от штукатурной пыли местах) волосами до плеч. Одеждой ей служили ничем не примечательные кремовая футболка с изображением кота и чёрные коротковатые джинсы. Широкое и скуластое бледное лицо нельзя было назвать красивым, скорее – специфически обаятельным: густые тёмные брови, нависшие над серо-голубыми прищуренными глазами, крупноватый «утиный» нос, тонкие губы, квадратный подбородок.
Не эльфийская красавица.
И выражение под стать лицу – вызывающее, отчаянное, диковатое. Мол, бейте меня, я готова и ни крика, ни стона не издам.
- Успокойся, девочка, - ровный голос Владыки, - здесь тебя никто не тронет.
***
Как ни странно, эльфийская ванная комната мало чем отличалась от аналогичного помещения где-нибудь в богатом доме. Разве что действует всё, должно быть, на магии – и вода подаётся в краники с руническими пометками (какой кран отвечает за горячую, какой – за холодную воду, Ню разобралась на практике), и ровный свет, не имеющий единого источника. Может, и ещё что-то, экспериментировать не хотелось. Хотелось просто спокойно посидеть в одиночестве и подумать.
Средиземье. Да, ты этого хотела.
Но что подумают родители? О маме ты подумала, мечтательница дорогая? О бабушке? О подругах? О папе, в конце-концов?
Всё равно изменить ничего нельзя. Или можно? Надо спросить у Элронда…у Владыки Элронда. Да, именно так. Иначе можно называть его только на Земле, в шутливых переписках. А тут он – Государь с большой буквы, который не стал перестраховываться, хотя это было лучшим выходом. Который спас твой хвостатый зад, котэ.
Вода побелела от штукатурки. Волосы мокрыми сосульками торчали за ушами, падали на лицо, раздражая.
Значит, спросить у Владыки. Если можно, попросить отправить назад. И никаких «но». Ты нужна своей семье, котэ. Ты должна окончить школу, поступить в институт…жить, как люди, чтобы твои родители были за тебя спокойны. Они заслужили это, дав тебе жизнь, обеспечив эту самую жизнь. В конце концов, они тебя любят.
А если вернуться нельзя, то считай, что тебе выпал шанс изменить свою судьбу. Вместо пыльных архивов, вместо душных раскопов, вместо серого города и серой жизни тебе дана путеводная звезда.
Сбереги её, котэ.
Почувствовав, что момент стал до ужаса сентиментальным и в глазах вот-вот покажутся слёзы, Ню зло зажмурилась и нырнула, смывая прошлое, сомнения и колебания.
Вновь поднявшись на поверхность, она по-собачьи тряхнула головой – брызги с волос полетели в разные стороны, и вылезла из ванной. Оставляя за собой мокрые следы, побрела к висевшему на ажурном крючке полотенцу. Словно специально для неё приготовили. Приятно.
Закутавшись в полотенце, оказавшееся неожиданно приятным к телу, девушка вышла за дверь ванны, в комнату, которую видела лишь мельком. Собственно, оценить всю обстановку в целом и сейчас не было возможности, но даже близорукой Ню было понятно – комната очаровательна, причём не в типичном эльфийском стиле, с цветочками-лепесточками. Нет, вероятно, комната предназначалась для людей – минимум геометрических узоров, тёмные, неяркие тона, простая, но удобная мебель. А может, кому-то из эльфов не нравилась роскошь, и он когда-то жил здесь?
На кровати лежала одежда. Любимые джинсы с футболкой, как оказалось, были безнадёжно испачканы неопознанной гадостью, несмываемой даже на вид, поэтому эльфы постарались в короткий срок подобрать Ню одежду, подходящую ей по размеру и по стилю.
Старались, действительно, от души. Откуда-то на свет Создателев появилась свободная белая рубашка, узкие чёрные штаны и высокие сапоги, которые удивительно легко налезли на толстые ноги Ню. В качестве аксессуара предлагался голубой шелковый платок. Насколько девушка помнила, у синдар было принято подпоясываться ими, у нолдор – повязывать на шлем. Впрочем, у неё был свой вариант.
Зеркало было не стеклянным, а из полированного металла, однако прекрасно отражало весело усмехающееся лицо. Ню сложила платок-шарф вдвое и повязала так, чтобы узел оставался надо лбом, при этом концы платка девушка убрала, чтобы не лезли в глаза.
Не сказать, чтобы это очень ей шло, но безумно нравилось. Так когда-то носил платок один из её любимых исторических персонажей, но и не только в этом было дело.
Просто нравилось.
Только она закончила одеваться, как раздался деликатный стук в дверь. Неведомый пока посетитель словно чувствовал, когда следует подойти, чтобы не опоздать и не придти слишком рано.
- Войдите! – крикнула Ню и нервно поправила шарф.
Посетителем оказался Владыка Элронд, что было не особо удивительно. Стоило Ню подумать о том, что ей уже не в диковинку посещение эльфийского короля, как она с трудом сдержала улыбку, нахально пытавшуюся вылезти на лице.
- Здравствуйте, Владыка Элронд. Благодарю вас за гостеприимство, - тщательно подбирая слова, поприветствовала хозяина девушка. Ей нечасто доводилось участвовать в светских беседах, точнее говоря – никогда.
Владыка улыбнулся:
- Проявляешь творчество с утра пораньше, Нюретта? – он кивком указал на лихо повязанный шарф, впрочем, Ню куда больше заинтересовало другое.
- Откуда вы знаете моё…имя…если не секрет? – поинтересовалась она, в последний момент смягчив формулировку вопроса.
  - Я, девочка, много чего знаю из самых разных источников и по разнообразнейшим каналам. Есть среди этих источников и каналов земные. Разреши не объяснять утомительных магических и психологических комбинаций?
- Ладно…то есть, да, конечно! Только…а меня нельзя по этим самым каналам домой перенаправить? – вопрос прозвучал с надеждой, но на положительный ответ или на отрицательный, было загадкой и для самой Ню.
Владыка покачал головой.
- Девочка, при попадании сюда ты разнесла ко всем оркам межмировой портал. Нет, я тебя не виню, но ещё одного в моём распоряжении нет. А если бы был, его точная настройка заняла бы больше времени, чем отпущено тебе, даже если тебе суждено стать величайшим долгожителем среди людей.
- А…ну ладно, - девушка и сама не знала, рада она или нет. Предпочла отложить вопрос до лучших времён.
Элронд внимательно на неё взглянул, слегка сощурил глаза и неожиданно спросил:
- Скажи, Нюретта, ты не хотела бы снова видеть хорошо? Без зрительных стёкол? Хочешь, чтобы твои глаза навсегда стали здоровыми?
Ню хмыкнула:
- Разумеется хочу, Владыка. Кто же не хочет выздороветь?
- Перечислить всех, или ограничимся первыми пятьюстами тысячами? – по голосу Элронда не было понятно, шутит он или говорит серьёзно.
- Да нет, вообще не надо, просто…это неожиданно. В чём подвох?
Владыка выглядел удивлённым:
- Почему обязательно должен быть подвох? Почему ты не можешь поверить в простую благотворительность?
- Потому, что у меня вообще слабо по части веры.
Элронд тяжело вздохнул.
- Странные вы, люди. К вам с душой, а вы подвох ищете. Да нет подвоха, клянусь. Просто, раз уж ты остаешься, не хочу, чтобы моя гостья сломала себе шею на ближайшей лестнице. Да ещё я давно не практиковался в магическом врачевании, боюсь, потеряю былую хватку через какие-нибудь двести лет, была бы мне практика…
Ню не улыбнулась, понимая, что понятие времени в данном случае более чем относительно.
- Хорошо. Я прошу прощения, что подозревала вас, Владыка, в преследовании личных целей. Как и когда будет проходить лечение, и в чём оно будет заключаться?
Элронд задумался на несколько секунд и лишь потом ответил:
- Лечение начнётся завтра, прямо в твоей комнате. Тебе всего лишь надо будет спокойно лежать на спине с закрытыми глазами, я буду читать заклинания. Иногда тебе придётся пить отвары, но это уже на втором этапе лечения. В принципе, это и есть вся основная информация, а дополнительной не стоит забивать тебе голову. Кстати, первые несколько дней тебе не стоит выходить из комнаты. Лестницы в Ривенделле крутые – во всех смыслах, мне будет печально хоронить столь юное и прекрасное создание.
- А вы злой…эльф, Владыка, раз шутите по поводу прекрасного создания. Любое зеркало опровергнет ваши слова.
Эльф загадочно и при этом неожиданно тепло улыбнулся.
- Поверь, девочка, однажды ты встретишь человека, в глазах которого первые красавицы Арды будут ничем по сравнению с тобой. Этот человек будет вызвать на смертный бой любого, кто посмеет утверждать, что кто-то на этом свете красивее, умнее, добрее, отважнее, нежели ты. И час, когда вы встретитесь, уже недалёк.
С этими словами Владыка поклонился и вышел. Ню поёжилась.
Ей показалось, что только что ей предсказали судьбу с точностью до неотвратимости.
***
На деревенской улице стоял почти невыносимый жар, который только усиливался благодаря раскалённым доспехам, но люди, казалось, не замечали этого. Куда важнее был источник жара – горящие крестьянские дома, куда важнее были тёмные бесформенные трупы жителей, похожие на куклы, раскиданные по комнате непослушным ребёнком.
Куда важнее был тяжёлый запах крови.
Адальберт поднял глаза от земли и усталым, убитым голосом произнёс:
- Следы запутаны. Я не могу найти основной.
Слова отрядного следопыта только подтвердили то, что уже висело в воздухе тяжёлой очевидностью – они снова не догонят орков. Не отомстят за погибших. Не смогут прекратить этот кошмар.
Дезмонд вздохнул и отошёл прочь от группы солдат.  Обязанности помощника командира  входит и доклад оному командиру, даже если за такую информацию можно огрести в глаз. Причём справедливо.
Высокая одинокая фигура виднелась на деревенской площади, и Дезмонд поспешил туда.
- Милорд!
Резко вскинутая голова, на мгновение промелькнувшая в глазах надежда, которая погасла при первом же мимолетном взгляде на лицо помощника.
- Милорд!
- Ступай прочь. Вели найти лопаты и начать рыть могилы. Похоронить всех погибших жителей – до единого. Потом мы отправимся искать уцелевших, хотя вряд ли такие будут.
- А вы…
- А я сам попытаюсь разобраться в следах.
- Но Адальберт…
В ярких, невозможно ярких голубых глазах мелькнула злость, почти мгновенно снова перебитая застарелой усталостью:
- Оставь меня, Дезмонд. Прошу.
Помощник кивнул и ушёл. Когда он обернулся, то увидел, что командир сидит прямо на земле, устало откинувшись на стенку обгоревшего колодезного сруба.
Человек, которому доверена эта земля, эти деревни, эти люди. Человек, который при всех своих нечеловеческих усилиях не может эту землю, эти деревни, этих людей защитить и спасти. Человек, который с этим ещё и жить должен. И пытаться что-то сделать, второй месяц гнаться за неуловимым отрядом, второй месяц гнаться за смертоносным призраком. Зная, что в любой момент ему могут выразить недовольство по поводу неэффективности его действий. И отправить на плаху, которой всё равно, чья голова на неё опускается. Голова простолюдина или же принца крови.
Честно сказать, Дезмонд за все сокровища Арды не хотел бы оказаться на месте принца Эомера.
Он и на своём месте до ужаса боялся за своё упрямое, злое, порой безрассудное, но безумно родное непосредственное начальство.

Глава третья. «Ваше мнение мне противно, но за право ваше выразить его я отдам свою жизнь».
Наступил первый день без лечебных процедур, без довольно-таки мерзких на вкус зелий – и с нормальным зрением. И, разумеется, едва проснувшись, Ню отправилась разыскивать в этом лабиринте, достойном Минотавра…библиотеку.
Почему «разумеется»? Достаточно было взглянуть на родную квартиру девушки, на штабеля книг – от классической и теологической литературы до фэнтэзи, на забитый файлами ридер, на её безумный взгляд в книжном магазине или библиотеке… В общем, она была заядлым библиофилом и собиралась ознакомиться с ривенделльским ассортиментом литературы.
Увы, большинство книг было на эльфийском, причём если из синдарина несколько десятков слов Ню всё же знала, то с квэнья было совсем отвратительно. Зато иллюстрации в летописях и энциклопедиях были шикарными! Уж на что котэ была лишена чувства прекрасного, но даже она оценила тонко, словно китайской тушью прорисованные карты, портреты… Некоторых героев невозможно было не узнать – частенько попадался Феанор с редкостно перекошенной дивной физиономией, Финрод Фелагунд со светлой улыбкой, Маэдрос с железной рукой, Маглор – с арфой или Сильмариллом, Фингон с вошедшими в легенды косичками, Галадриэль с неприступным выражением лица…кстати, тоже ни разу не похожая на свой фильмовый образ. Кое-кто из людей тоже присутствовал, но тут Ню узнала только Берена и Лютиэн, стоящих перед Морготом, и Хурина, прикованного тем же Морготом к креслу на вершине горы и вынужденного смотреть на то, как в пропасть катится мир Эльфов и Людей.
Именно над книгами, глубоко задумавшуюся, и нашла Нюретту Тауриель.
- Перевести?
Ню вздрогнула от неожиданности, с головой погрузившись в разглядывание мельчайших деталей прекрасного изображения.
- Да нет, я и так примерно знаю, как это было. Сын Хурина, Турин Турамбар, скитался по Средиземью, повсюду невольно неся с собою смерть и разрушение. А дочь, Ниэнор, потеряла память и встретила своего брата, которого никогда не видела. И они полюбили друг друга, а потом – поженились. Турин пошёл сражаться с драконом и убил его, но и сам потерял сознание. Ниэнор разыскала его и попыталась привести в чувство, но тут смертельно раненый дракон очнулся и заговорил: « Вот ты и нашла своего брата, Ниэнор Ниниэль. Много страшных деяний он совершил, но худшее из них ты носишь в себе», - он имел в виду, что она беременна от собственного брата. Потрясённая Ниэнор, не зная, что делать с содеянным, прыгнула в пропасть. Турин, когда очнулся и обо всём узнал, бросился на собственный меч. В общем, нездоровая история о двух придурках-суицидниках.
- Почему сразу «придурках»? Ты бы поступила иначе?
Ню ненадолго задумалась, потом, тщательно подбирая слова, попыталась ответить:
- Я бы не бросилась в пропасть на месте Ниэнор. Да, быть женой собственного брата – не самая лучшая часть любой биографии, но она ждала ребёнка – и хотя бы ради его жизни должна была остаться в живых.
- Ради бастарда, рождённого от инцеста?
- Ради человека. Каждый заслуживает рождения. И то, как, с кем и при каких обстоятельствах его зачали – совершенно неважно в этом случае. Захочет – сам умрёт. Пусть у него будет выбор.
Тау хмыкнула:
- Что-то в этом есть. Разве что его всю жизнь будут попрекать происхождением.
- Что доказывает лишь одно – люди, эльфы, гномы и прочие – жестокие создания. Засим предлагаю перейти к какой-либо более радостной теме. Или хотя бы менее абстрактной. Например, я положительно не знаю, чем бы мне заняться. Думаю, большинство книг здесь на эльфийском…
- Вообще-то все. Без исключения. Обычно это не является проблемой – большинство жителей Средиземья знают хотя бы синдарин, а мудрецы, которые и являются наиболее частыми посетителями библиотеки – квэнья. Да что там – на гномьем читают.
Ню вздохнула.
- На картинках я долго не просижу. Скоро взвою от скуки. Может, подкинешь идею?
- Охотно. Для начала предлагаю прогуляться по окрестностям.
- А потом?
- Суп с котом.
- Тау, как ты можешь так о котах отзываться? Ладно уж суп с эльфом, ну, даже с человеком – но с котом!?
Таури удивлённо вскинула брови:
- А почему нет? Чем тебе кошатина не угодила?
- Хотя бы тем, что коты – милые, пушистые и мурлычущие создания, которые, в отличие от так называемых разумных существ, никогда не подставляют тебя и не безобразничают в крупных масштабах. Максимум – в тапки нагадят, и то – это невоспитанные звери.   
Полуэльфа рассмеялась.
- Пошли, адепт-кошатник, нас ждут великие открытия!
***
В плановую экскурсию Тауриель входил ближайший лесок и дворцовый сад с несколькими старыми деревьями, удобными для лазанья. На последнее из них – раскидистый ясень – и забрались девушки, решившие малость отдохнуть и уточнить дальнейшую культурную программу.
- Могу предложить совместить приятное с полезным – например, подкинуть мои конспекты по зельям…
Нюретта возвела очи горе:
- Тау, если у меня по химии была «пять», это ещё не значит, что я её знаю. Наоборот – ни в зуб ногой.
- Чего?
- В смысле – вообще не понимаю, - Ню частенько истолковывала свежеобретённой подруге смысл некоторых фразеологизмов, церковнославянизмов и жаргонизмов, чудовищно перемешавшихся в её речи. Полуэльфа прониклась и некоторые словечки и фразочки даже ввела в собственный лексикон – например про уже упомянутый суп.
- А если просто целительству подучить?
- Обрабатывать и перевязывать раны я умею, а большего мне и не надо.
- Почему? Вдруг война?
- Нет уж, увольте меня от вида всяческих ран и вывалившихся кишок! И от воплей. Я уж лучше наносить раны буду, чем исцелять – для этого у меня недостаточно нервов, милосердия и ловкости рук.
- Ну ладно. Не хочешь учиться лечить – будешь учиться калечить. Как ты на это смотришь?
Ню по привычке сощурилась, размышляя.
- А что? Стоит попробовать…
***
Следующие две недели Ню стоически стискивала зубы, морщась от синяков и молочной кислоты, разливавшейся к утру по всему телу. Тау с неумеренным энтузиазмом взялась за обучение подруги. Начался её энтузиазм с арсенала.
Выяснив, что с меткостью у Нюретты вообще никак, и отбросив метательные звёзды, кинжалы и лук со стрелами из возможных вариантов, полуэльфа решила обратиться к более-менее классическому варианту и извлекла из ближайшей груды оружия небольшой полуторный меч с узким лезвием и закрытой гардой, чем-то напоминавший шпагу, коей он и был обозван вдохновенной, аки вещий Боян, Нюреттой. Меч был удивительно лёгким и более-менее по руке, из чего исходило, что в своё время он ковался даже не для девушки, а для подростка, чей возраст в пересчёте на человеческий равнялся годам эдак двенадцати.
Впрочем, ни лёгкость меча, ни что-либо иное, включая отчаянную ругань, не помогли Ню хоть как-то облегчить свою участь. Понятно, что она могла отказаться от занятий, но чудовищное упрямство вопреки с пробуждающимся интересом не давали ей откровенно плюнуть и бросить эту добровольную пытку.
Если когда-нибудь вы встретите в книге невинное замечание, будто за пару недель герой стал мастерски фехтовать – можете смело плюнуть автору в его бесстыжую рожу. За это время, изобиловавшее многочасовыми тренировками, Ню едва научилась правильно держать клинок, да с грехом пополам освоила несколько основных приёмов защиты и нападения. Таури, сама далеко не блестяще владевшая мечом, только вздыхала и выражала робкую надежду на то, что её подруге никогда не придётся брать в руки оружие…
А Ню почти жаждала того момента, когда перед ней будет враг, а в руке – оружие. Которое можно – и нужно – будет применить на деле. Ей думалось, что куда проще биться с врагом лицом к лицу, она устала прятаться за вежливыми фразами и отделываться тихим шипением по адресу откровенно бесящих личностей. Наконец-то можно будет…убивать. Наконец-то можно будет отвести душу на чьей-то крови…
***
Одним прекрасным днём в начале октября, не слишком холодным и в меру свежим, девушки решили наплевать на экспресс-курс самозащиты и просто прогуляться к дальнему лесу. Отдохнуть от упражнений и массы дивных рыл, ежедневно портящих настроение белозубой улыбкой.
- Рекламировать бы им зубную пасту! – охарактеризовала Нюретта обладателей оных улыбок и в сердцах пнула камень, с треском улетевший в близлежащий куст. Тот укоризненно покачал ветками, но протестовать не осмелился.
Некоторое время ушло на то, чтобы объяснить само понятие «зубная паста», потом вникнуть в то, что эльфы чистят зубы золой с помощью разжёванной на конце палочки. За этим пришло мрачное раздумье, как жить с тем, что ты почти месяц чистишь зубы намыленным пальцем и долго плюёшься.
- Как ты говоришь – забей, - легко и беспечно улыбнулась Тау в ответ на откровение Ню касательно своего зубоочистительного кретинизма.
Котэ нахмурилась:
- Легко тебе говорить, Таури. Сияешь красотой…
  - Ню, мне вернуться в состояние небытия и возродиться человеком?
- Теоретически?
- Нет, практически. Что ты предлагаешь? Постоянно ноешь о том, что некрасивая, глупая, некультурная, винишь во всём этом дивных наших эльфов… Логика где?
- Знала бы я, где логика… А что мне делать, если я чувствую себя ничтожеством?
Тау замедлила шаг и развернулась к подруге.
- Для начала – перестань считать им саму себя.
- Ха. Ха. Ха. Я ничтожество и есть. Это – факт.
- Это – бред. Поверь.
Ню хмыкнула:
- Я уже говорила Владыке и повторяю тебе – у меня вообще туго по части веры. Я верю в Бога, оружие и свою честь – во всех проявлениях и смыслах. Остальное – преходяще.
Глаза Тауриель похолодели.
- Как ты можешь рассчитывать на мою дружбу, если ты мне не веришь? Я считала, что разговор в кладовке расставил все… Как ты говоришь? Титла над «омегой торжественной»? Если ты была чем-то недовольна, не верила мне – зачем столько времени общалась со мной? Согласилась учиться у меня, хотя большинство эльфов научили бы тебя фехтованию куда лучше? Зачем всё это?
- Затем, что они – эльфы, а ты – только наполовину. Затем, что я не могу сутками ни с кем не разговаривать. Затем, что с тобой приятно общаться. Ты говоришь – подруги? Для меня друг – это навсегда. Это тот, за которого я пойду на смерть, кому я отдам последнюю рубашку и с кем разделю последний кусок хлеба. Кто друг для тебя? Тот, с кем приятно поболтать? Кого приятно чему-то научить, но без всяких обязательств? Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты, кто ты для меня.
Полуэльфа на мгновение прикрыла глаза:
- Я не знаю. Видишь ли, у меня никогда не было друзей. Близнецы, сыновья Элронда, для меня скорее старшие братья, Элронд – добрый дядюшка, а больше сколько-нибудь близко знакомых у меня нет.
- А…твоя мама? – вопрос прозвучал с какой-то детской интонацией.
Таури грустно улыбнулась.
- Она умерла, когда мне было шесть. Орочья стрела.
Ню вытаращилась на полуэльфу:
- Ты так спокойно об этом говоришь… Наверное, здесь мне следовало выразить соболезнования, но я не умею. Правда. И мне кажется, что в моём словаре нет нужных слов, чтобы их выражать – чтобы получилось нормально, не пошло… Извини, пожалуйста… Я, наверное, говорю фигню всякую…
Улыбка Тау посветлела, взгляд потеплел.
- Забей, подруга - а мне кажется, несмотря ни на что, мы будем друзьями.
***
Закат был кровав. Словно безумный художник вдруг выплеснул алую краску на холст цвета синего вечернего неба.
Дезмонд резко оборвал поэтические поползновения собственной фантазии, полагая, что ни к чему хорошему это не приведёт. Хотя куда уж хуже!
Едва доведя отряд до Альдбурга, Эомер, не зашедши в замок, не отдохнувши, не приведя себя хоть в сколько-нибудь человеческий вид, не допускающим возражений тоном объявил Дезмонду, что они едут в столицу. Вдвоём. И маршал собирался закатить у подножья королевского трона грандиозный скандал по поводу того, что в гробу в белых тапочках видал он эти походы, этих орков, этих нуждающихся в защите жителей. Да пусть их хоть всех перережут, пережгут и прочее – он и так с прошлой осени почти без отдыха мотается по степям. А он, между прочим, не только за военные дела ответственность несёт, некоторые крестьяне, не дождавшись его суда, плюнули и судебные поединки начали устраивать. По всем правилам, конечно, но сам факт того, что правосудие королевского представителя (и не самого худшего, кстати) оказалось невостребованным, наводил на невесёлые мысли.
В общем, много чего собирался Эомер заявить достопочтенному дядюшке, а также его ближайшему советнику Гриме, чтоб ему, глисту проклятущему, свои сапоги на ужин без соли съесть. Потом в форме ультиматума затребовать хоть каких-то подкреплений. Ну а если войска опять услали в Северную Марку на гусей охотиться…
Тут принц зловеще замолк и Дезмонд понял, что при таком развитии событий надо будет оперативно удерживать сюзерена от рукоприкладства по отношению к королевскому советнику, что чревато для обоих. Для советника – превращением в вязкую органическую субстанцию, равномерно размазанную по стенам Тронного зала, для Эомера – плахой.
Да для этого психа все дороги ведут к скорой и насильственной смерти! Или на орочью стрелу напорется – половину доспеха ведь умудряется в замке «забыть», тяжело ему, видите ли, при полном параде по степям мотаться. Честно говоря, Дезмонд тоже был не в восторге от сорокафунтовой кучи железа, но положение обязывало – и он, скрепя сердце, натягивал на себя всю эту пакость. Также в возможных вариантах эпической гибели принца присутствовали такие пункты, как «Казнь по надуманной причине», «Загадочная смерть от пирожка с мышьяком», «Стрела, выпущенная с чердака лучником, который пожелал сохранить инкогнито» и прочие проявления нежной заботы со стороны советника Гримы. Правда, советника могла опередить отвергнутая поклонница - слова «дурочка, беги отсюда, пока не вляпалась», обращённые ко всем без исключения влюблённым девушкам, обычно не воспринимались ими с должным уровнем адекватности. Или посчитавший себя оскорблённым чем-то дворянчик-идиот - в честном поединке Эомер имел все шансы выиграть, но далеко не все дуэлянты однозначно предпочитают честность победе. Ну и не следовало отвергать пусть очень малую, но всё же вероятность последствий тех поисков женского тепла и ласки, что предпринимались принцем в доме с характерным красным фонарём над входом. Разумеется, на тепло и ласку в этом строении существовали определённые расценки, но сводить с пути истинного слегка экзальтированных поклонниц Эомер считал ниже своего достоинства.
Невесёлые размышления Дезмонда о тщете всего сущего в целом и его конкретных попыток защитить сюзерена в частности самым бесцеремонным образом прервал собственно сюзерен:
- Сегодня до Эдораса не доскачем, разве что завтра к полудню.
- И перепугаем до икоты всё столичное население. Одной внешностью, - мрачно отозвался Дезм. – Особенно моей.
Эомер рассмеялся, и хотя смех его должен был быть весел, звучала в этих звуках тревожащая слух сталь. Так не смеются счастливые и абсолютно вменяемые люди. Если на то пошло, люди так в принципе обычно не смеются. Было в этом что-то…холодящее.
- По землям Риддермарка бродят толпы орков, скачут волчьи всадники, полыхают деревни. Но предвестником грядущего конца света мне кажется исключительно твой интерес к собственной внешности, проснувшийся впервые на моей памяти.
- Я то ладно, - Дезмонд старательно отогнал от себя тревожное ощущение, вызванное откуда-то из подсознания неестественным смехом сюзерена, - меня побрить и отмыть – и то страшный буду, да как бы не страшнее грязного. А вам зачем таким в столицу ехать? Могли бы хоть о себе подумать…
- Степь да степь кругом, - принц задумчиво обозрел пустынные окрестности, - на десять лиг вокруг из живых – полтора суслика, да и те спят. Но сир Дезмонд всё равно именует меня во множественном числе, хотя сто раз ему уже сказано – в неофициальной обстановке я в единственном и по имени. Почитателей вокруг – до хрена, а вот с друзьями перебои, - последняя фраза, особенно в контрасте с предыдущими, прозвучала почти озлобленно и уж наверняка – горько. – Да и не свататься я в Эдорас еду, а ругаться. Авось моя немытая и порядком завшивевшая личность кого и напугает. В любом случае, пусть хоть раз у меня будет при себе группа поддержки – хотя и порядком кусачая, - принц рассмеялся, но тут «группа поддержки» решила, что хорошенького понемножку и возобновила бурную антиобщественную деятельность в том лохматом спутанном гнезде, что представляла собою Эомерова причёска. Смех был прерван заковыристым ругательством, которое сменилось звуком отчаянного чесания и завершилась сия последовательность милым слуху хрустом, подтверждающим сокращение популяции вшей на данной конкретной голове.
***
На ночь остановились в степи – деревни были не близко, да и в дом их вполне могли не пустить. Местечко выбрали посуше, что в октябре было несколько проблематично, да попался невысокий пологий холм. Стреножили коней и пустили пастись, разожгли костёр. На ужин, правда, было только по куску хлеба, но почти не чёрствого, что радовало. Эомер сонным голосом попросил Дезмонда взять на себя первый караул и почти сразу заснул, завернувшись в плащ. Дезм про себя решил его вообще не будить, караулить всю ночь – пусть принц поспит, и так измучился в этих проклятых рейдах – вон, синяки под глазами чёрные.
«Будто не знаю я, что он спит по часу, по полтора. Чёртова его ответственность! Не позволяют, видите ли, обязанности ему! Пока собственноручно караулы не проверит, пока с картой не сверится, пока маршрут не рассчитает – и наш, и орочий прикинуть сумеет, пока…ведь найдёт, окаянный, неотложных дел выше крыши! И в разведку сам ездит, и коня сам седлает-рассёдлывает-поит! И зла на него, паршивца, не хватает…»
Спал принц беспокойно, поминутно ворочаясь и что-то бормоча. Пару раз он с диким выражением лица вскакивал, хватался за меч, но, увидев бесстрастно-спокойное выражение лица Дезмонда, понимал, что опасности нет, и снова засыпал.
Щемящее чувство жалости смешалось в душе Дезмонда с уже присутствующими там благодарностью, почтением, восхищением, которые он испытывал к Эомеру.
«Эдак он скоро и вовсе с ума сойдёт. Только что я могу сделать? Поехать к оркам на поклон, дескать, други мои, не велите казнить, а прикажите на местах оставаться, дозвольте моему сюзерену выспаться и в себя придти, а то у него уже нервы ни к Морготу…»
Дезмонд с трудом удержался от истерического хохота.
«Все мы тут, похоже, не в своём уме немного. Остальным в Альдбурге милое дело – пошли сейчас по бабам и кабакам, гулять будут, пока жалованье не истратят». Полуорк поймал себя на мысли, что охотно бы присоединился к гвардейцам, по крайней мере в части, касающейся кабаков – по части баб Дезмонд был чересчур разборчив и брезглив, а также осознавал, что с провалившимся носом будет выглядеть ещё отвратительнее.
Медленно текли минуты. Чтобы не заснуть, Дезмонд фальшиво мурлыкал себе под нос какую-то незатейливую песенку, периодически поднимался от костра и ходил за хворостом в рощицу неподалёку – разумеется, как можно быстрее.
Созерцая спящего сюзерена, полуорк пытался выловить со дна подсознания какую-то мысль, не дававшую покоя, какое-то странное воспоминание, ассоциировавшееся с так насторожившим его не слишком человеческим, стальным смехом Эомера. Он вспоминал, что несколько раз слышал этот смех раньше – в не самые лучшие минуты жизни сюзерена. И всегда старательно пытался затереть эти воспоминания как можно дальше, пытаясь не задумываться о том, что казалось ему просто странной акустикой или чем-то ещё.
Но в этот раз с акустикой всё было в порядке – голая степь, и Дезмонд не мог выбросить из головы такую, казалось бы, мелочь, но в свете – или во тьме? – какого-то неясного предчувствия страшных времён которое было у всех без исключения жителей Рохана, вне зависимости от пола, возраста и сословия, так вот, Дезмонду стало казаться, что мелочей в данном случае не бывает.
Наконец, из глубин памяти выплыло, казалось бы, вовсе пустячное воспоминание детских лет, и, сопоставив вспомненное с сегодняшним, при всём абсурде и нелогичности, да, пожалуй, и надуманности параллели, Дезмонда, несмотря на тёплый плащ и пламя костра, зазнобило.
…Им с Эомером было тогда лет девять. Да, точно. Тогда, до того, как Эомер с сестрой осиротели, они жили в Альдбурге, в том самом замке, куда четырнадцать лет спустя принц вернулся, как правитель.
Дело было вечером, делать было нечего… На улице было сыро, да Эомера всё равно бы туда не отпустили – несколько дней назад он поспорил с местными мальчишками и отправился ночью на беспокойное кладбище. Дезмонд увязался за ним и до сих пор не мог без содрогания вспоминать морды окруживших их упырей.
На помощь было рассчитывать бесполезно – они были в самом центре немалой территории, да ещё и находившейся на отшибе.
От того, как они пробивались на свободу, остался в памяти только блеск ножей, визг упырей, собственные испуганные вопли и белое лицо маршала Эомунда, когда они, с ног до головы покрытые своей и упыриной кровью заявились домой, с гордостью высыпав к ногам маршала три упыриные головы.
Эомера на месяц посадили под домашний арест, выходить за пределы замка без своего опального сюзерена – пускай вам только по девять лет – бесчестно, и мальчишки дуэтом скучали – до тех пор, пока не вспомнили о том, что по вечерам всё юное население замка собирается в конюшне и с восторгом слушает истории старого подслеповатого конюха Гильдебранда.
Конечно, решили они, принцу не к лицу сидеть в общей толпе. Поэтому он заранее пробрались на конюшню и с комфортом устроились в пустующем стойле, натащив туда побольше сена и украденных с кухни пирожков с повидлом.
К тому времени, когда публика собралась, Дезмонд доел шестой пирожок и мысленно зарёкся вообще брать в рот эту гадость. Эомер задумчиво уплетал восьмой и с нежностью поглядывал на оставшиеся шестнадцать.
Гильдебранд неторопливо прошествовал вдоль толпы восторженных фанатов и фанаток, торжественно уселся на старую рассохшуюся скамеечку и, не дожидаясь просьб, без вступлений начал рассказ.
- Было это, когда Тёмный Враг ещё правил в своей крепости Ангбанд, а земли Белерианда ещё не скрыл океан. Многие поколения сменились с тех пор и звёзды стали много старше…
В те времена жила на свете дева из Дома Хадора Златовласого, именем Голдшайн. Была она не только прекрасна, но и мудра, отважна, и не боялась она людской молвы, а лишь голоса собственной совести.
Не любы были ей смертные мужи, не искала она себе жениха среди эльфов, помня о судьбе Андрет, что разбила сердце себе и эльфийскому принцу любовью без надежды. Смеялась она над теми, кто называл её гордячкой или пустоголовой ветреницей – не желала она идти замуж лишь по обязанности, без любви. Ждала она того, кто остался бы в её сердце навеки.
И однажды, в тёмную ночь древнего праздника Самайн, когда люди крепче запирают двери, ибо это ночь неведомых древних сил, в дом Голдшайн, где жила она одна после ранней смерти родителей, постучался путник. «Пусти меня обогреться, дева», - попросил он, и Голдшайн открыла дверь.
Дождь лил за окном, насквозь промочив длинный чёрный плащ путника. Широкополая шляпа была низко надвинута, и в тени надёжно скрывались черты лица.
Дева пропустила путника в дом, он вошёл и быстро поставил свой посох в тёмный угол. Плащ он повесил у огня, а шляпу не снял, усевшись в полумраке.
Голдшайн предложила ему еды, но тот отказался. Она вышла в сени зачерпнуть воды из ведра и случайно задела посох путника. Тот упал со страшным грохотом, и Голдшайн с недоумением и подступающим страхом увидела, что это…коса.
Она бросилась обратно в горницу, подошла к путнику и, дрожа, спросила:
- Кто ты? Покажи своё лицо.
Путник рассмеялся, и в смехе его звучало железо:
- Никто из ныне живущих – человек, эльф или кто иной – не в силах посмотреть мне в лицо и остаться…прежним.
Тогда она попыталась сорвать с него шляпу, но тот перехватил её руки своими, и были они холодны, как лёд.
- Смелая дева…, - он поднёс одну из её рук к своему лицу и поцеловал. Слабость охватила Голдшайн и она бы наверняка упала, если бы путник не подхватил её и не отнёс на постель. Сам он сел рядом и заговорил, пока она приходила в себя.
- Ведаешь ли ты, смелая дева, как одиноки бывают даже и смертные существа? Подумай тогда, какой карой обернуться может так желанное многим бессмертие?
Голдшайн несколько пришла в себя и ответила:
- Я одинока, неведомый. И чувствует моё сердце, что нет среди смертных и эльфов суждённой мне половины. Судьба моя развеялась прахом. Коли пожелаешь – будь моей судьбою…
…Уходя с рассветом, путник поклонился Голдшайн и сказал на прощание:
- Жди меня через год. Тогда ты увидишь моё лицо.
В положенный срок Голдшайн родила сына. Был он похож на мать – светлокожий и золотоволосый. Только глаза его были отцовскими, ибо не бывает у людей таких глаз, похожих на небесно-чистые осколки льда, на топазы, на бездонные колодцы.
А ровно через год, после ночи Самайна жители деревни обнаружили, что Голдшайн исчезла, оставив ребёнка. О нём позаботились, вырастили его. Говорят, сын Голдшайн стал родоначальником династии князей Севера, от которых пошли короли Рохана.
…А ещё говорят, что в ночь Самайна за Голдшайн вернулся сам Смерть…

Спасибо, Зефируш))) А я дописала 4 главу))) Она небольшая, у меня не было сил, но, надеюсь, вам понравится)))

Глава четвёртая. «Побег из эльфятника».
В Главном Зале Ривенделла шёл воспетый в легендах и баснях совет, а Ню сидела на дереве, болтала ногой и думала обо всём понемножку. Точнее, пыталась. Мысли её постоянно возвращались к нелёгкому выбору.
С одной стороны, Ривенделл сидел у неё в печёнках, селезёнках и надпочечниках. В дивные рожи местного населения хотелось смачно плевать, местные цветы – яростно вытаптывать, а также совершать прочие акты мелкого хулиганства. Подставлять Элронда не хотелось, а терпение было на исходе.
С другой стороны – идти было некуда. В Лориэне и Гаванях повторилась бы та же история со страдающими расизмом и манией величия аборигенами, в людских королевствах надо ещё и на хлеб себе уметь заработать, а работа служанки Ню не то что бы совсем не привлекала… Скажем так, выносить помои и мыть полы она стала бы исключительно при угрозе голодной смерти. А в Ривенделле, по крайней мере, кормили на халяву.
Если склоняться к первому варианту, то спутников лучше, чем организующееся в данный момент Братство, не найти. Другой вопрос – куда идти? Кому нужен подарок в виде криворукой несовершеннолетней истерички?
А вдруг и Братство не образуется? Вдруг они что-то другое решат?
Ню мучили эти вопросы, но придти на Совет и потребовать ответов она не могла – над ней бы посмеялись и некультурно вытолкали взашей. Её никто туда не приглашал, как и на пир в честь выздоровления Фродо. Таури на пир звали, но она сама не хотела идти и битый час сидеть рядом со злючкой Арвен, изображая мир, дружбу и сестринскую любовь. В итоге подруги в буквальном смысле спёрли прямо с вертела жареного цыплёнка, из погреба – кувшин холодного клюквенного морса, и устроились в ближайшем лесочке, попутно деля «птичку счастья» и сражаясь за глоток оного морса. Если верить Тауриель, было куда веселее, чем должно было быть на пире. Порассказывали байки, попели на два голоса песни под лютню – сопрано и аккомпанемент исходили от Тау, альт, местами также сбивающийся на сопрано, принадлежал Ню, самое странное – неплохо спелись, по крайней мере, несколько проходивших неподалёку эльфов не кидались камнями и даже не возмущались.
Стоило только подумать о полуэльфе, как она сразу появилась на горизонте и недвусмысленно направилась к дереву. Шагала целительница настолько резко, что котэ с опаской стала припоминать, не подгадила ли она втихую подруге в какой-то мелочи? А не в мелочи? Ничего не вспоминалось, что заставило девушку паниковать ещё сильнее, поэтому, когда Тау оказалась на дереве, её встретил нетерпеливый вопрос:
- Что случилось-то?!
Только потом Ню оторопело заметила, что полуэльфа, обычно весёлая и жизнерадостная, чуть не плачет. Губы её были порядком искусаны, в глазах появилось какое-то загнанное выражение.
- Ничего не случилось, всё в порядке… - заученно отбарабанила целительница.
- Это ты кому-нибудь другому говори, не мне. Я, может, и невнимательная, но, Моргот, не настолько же! Послушай, если ты хочешь сохранить это в тайне – так и скажи. Но не вздумай опять врать!
Во время своей блистательной речи Нюретта дважды чуть не свалилась с дерева от излишне эмоциональной жестикуляции. Опасливо посмотрев вниз и вздрогнув, котэ вновь сосредоточилась на подруге, с выражением голодного стервятника ожидая ответа.
Таури, тем временем, медлила, морщилась, кусала губы и судорожно вздыхала. Слова прорвались неожиданно для Ню и, похоже, даже для самой полуэльфы:
- Они выдвигаются в поход! Их девять, как и назгулов, и меня не приняли с ними! Сказали, мол, девушкам не место в опасном путешествии. Да не собираюсь я на передовую лезть! А хороший целитель в походе лишним не бывает.
- Тау, я понимаю, что обидно, когда тебя игнорируют в таком серьёзном деле, но я не думаю, что это повод расстраиваться. В следующий раз возьмут. Не переживай. К тому же там действительно опасно, могут убить случайной стрелой, или отравленным клинком задеть, или варги могут загрызть, или…
Перечень мог длиться ещё очень и очень долго, но тут девушка увидела окаменевшее лицо подруги и осеклась. В глазах полуэльфы плескался самый настоящий ужас.
- Тау! – Ню слегка потрясла целительницу за плечо, но та никак не отреагировала. – Ты же всё равно не идёшь, что за них так бояться?
Нюретта была не слишком догадлива, но тут её словно осенило:
- Идёт тот, кто тебе очень дорог? Я права?
Тауриель словно очнулась и медленно кивнула. А потом – заговорила, сперва голос её был тихим, а потом становился всё громче и отчаянней.
- Арагорн. Я знаю его с детства. Он приходил сюда из дальних походов и привозил мне какой-нибудь подарок – куклу, случайно увиденную на ярмарке, сучок странной формы, похожий не сгорбленного старичка, красивый полупрозрачный камешек, найденный на речном берегу… А однажды выстругал мне деревянный кинжал, почти как настоящий! Я бегала с этим сокровищем по всему Ривенделлу и играла в Маэдроса Феаноринга. А потом я выросла, и всё изменилось. Рыжей Тау больше не дарят кукол и кинжалы, ограничиваясь холодным приветствием и прощанием. Нечестно! Почему он рядом с Арвен, почему она живёт в его сердце, а я топчусь на задворках этого самого сердца и прошу хоть доброго слова в рамках милостыни? Как можно искренне любить эту холодную стерву, которая согласилась выйти за него только после того, как он станет королём?! Да я хоть сейчас за ним в огонь и воду, почему он этого не хочет замечать?!
И полуэльфа горько разрыдалась, а Ню неловко попыталась её обнять, одновременно стараясь не сверзиться наземь. Лететь было никак не меньше десяти футов.
- Ну хочешь, я украду яд и отравлю Арвен? Да, конечно, это будет подло по отношению к Элронду, но, помнишь, как я говорила? За своих друзей я готова умереть, ради них я и на подлость отважусь! Так что, бежать за ядом?
Тау ошалело посмотрела на подругу.
- Ню, у тебя точно всё в порядке с головой? А если это шутка, то не смешно.
Котэ тряхнула головой, откидывая назад грязные волосы.
- Если надо – сделаю всерьёз, - серовато-голубые глаза смотрели с вызовом и странной усмешкой. – В этом мире мне нечего терять, да и в том список был не слишком велик. Так что обращайся – отравлю, ославлю, удушу в колыбели кого угодно. Для тебя – любой каприз.
Полуэльфа ещё секунд десять неотрывно глядела на Нюретту, потом покачала головой.
- Нет, у тебя явно крыша не на месте. Не надо никого травить, Ню, - тяжёлый вздох сопровождал окончательное расставание полуэльфы с заманчивой перспективой устранения соперницы. – На чужом горе счастья не построишь, к тому же я разобью его сердце и в лучшем случае моими будут лишь его жалкие осколки. Правда, я всё равно не понимаю, что можно было найти в этой стерве. Ну, личико, спору нет, симпатичное, талия осиная – зато ни груди, ни бёдер – доска! И это если только о внешности. А уж о личности и сказать ничего нельзя – удивляюсь, как под таким милым личиком скрывается такая мелочная, эгоистичная и тщеславная душонка! Её даже Владыка и Близнецы недолюбливают – собственный отец и братья, подумай только! А ей – ни жарко, ни холодно. Всё мечтает быть королевой, повелевать презренными людишками…в общем, повезло тебе, что ты с ней незнакома. За всю жизнь не встречала такого отталкивающего существа. Она так и кочует из Ривенделла в Лориэн – её никто и нигде подолгу не выносит. Кроме…
Тут Тауриель снова подозрительно хлюпнула носом.
- Ню, я боюсь, что он умрё-ёт! Да пусть он любит, кого хочет, хоть Арвен, хоть змею подколодную, хоть свинью подзаборную – лишь бы жив был! Я не могу его отпустить одного, Ню, ну придумай что-нибудь! Пожалуйста!
Котэ изумлённо покосилась на близкую к истерике подругу.
- Я? Тау, я младше тебя на два с лишним года…
- Я полуэльф, мы можем считаться ровесниками!
- Я из другого мира…
- А у вас что в таких случаях делают?!
- Таури, я абсолютно не знаю жизни…
- Брехня! – по-настоящему разозлилась полуэльфа, не обращая внимания на некультурные слова, проскальзывающие в речи. – Ню, ты сама мне говорила, что прочла сотни книг, да ты должна была так набраться чужого опыта, что своего не нужно!
Нюретта безразлично пожала плечами. Тауриель прибегла к последнему аргументу.
- Ты только что говорила, - медленно, с расстановкой и убийственной холодностью произнесла целительница, - что ради друзей готова на всё, но, тем не менее, отказываешь в такой малости, как пара советов. Как можно верить твоему слову, Ню?
Котэ мгновенно вспыхнула:
- Так и можно! И вообще, у меня давно есть идея – надо догнать отряд на пустоши, когда до Ривенделла будет слишком далеко, чтобы нас отправили назад.
- Я не ослышалась? Ты сказала «нас»?
Ню холодно улыбнулась:
- Теперь ты сможешь на практике убедиться, что я не бросаю друзей в беде. Думаю, ты проклянёшь тот день, когда усомнилась в моём слове. И даже не пытайся отвязаться от моей компании!
***
Ночь. Улица. Фонарь. Для полного соответствия классике не хватало аптеки, зато в наличие имелось две невысокие фигурки, подозрительно мнущиеся возле дверей конюшни. При оружии и с полными мешками.
- Ню, я боюсь, что не открою, - Тауриель с высунутым от старания кончиком языка пыталась взломать изящный замок с помощью шпильки.
- Откроешь! – прошипела котэ, - Откроешь, потому что пешком мы их не догоним.
- Я – догоню, а ты останешься здесь, - в голосе полуэльфы проскользнуло облегчение от перспективы того, что подругу без зазрения совести можно будет оставить.
Сейчас!
- Если ты меня бросишь – я нажалуюсь Элронду, за тобой пошлют Близнецов и вернут в пределы родного эльфятника, - гадко ухмыльнувшись, парировала Нюретта.
Таури от возмущения чуть не выронила шпильку.
- Ты этого не сделаешь!
- И что же меня остановит? Я, конечно, ценю свою чистую совесть, но в состоянии бешенства и обиды мне будет плевать. Даже такого червя, как я, бывает опасно обижать, Тау.
Целительница несколько раз глубоко вздохнула, успокаиваясь, и снова принялась за общественно осуждаемую работу.
- Ладно. Сдаюсь. И ты не червь, Ню. Конечно, оружием ты владеешь отвратительно, бегаешь не лучше, зато с твоей изобретательностью только аксаниром и служить где-нибудь при дворе.
- Законником? Издеваешься? И с чего ты решила, что я изобретательная? Всего-то придумала простенькую интригу, чтоб нам и Братство догнать, и домой нас не вернули. И то не факт, что оставят. Это легче лёгкого.
- Но я не додумалась, хоть и не считаюсь дурой. Даже среди эльфов.
Замок наконец-то щёлкнул. Таури осторожно вынула его из петель и приоткрыла ворота конюшни.
- Теперь тихо. Не перебуди лошадей. А лучше вообще останься здесь, я сейчас приведу Хенну.
Ню безразлично пожала плечами и осталась возле чёрного провала дверей, откуда несло конским навозом и доносилось сонное пофыркивание лошадей и редкий перестук копыт.
Луна росла, была в первой четверти. Это было неплохо, будет достаточно света, чтобы лошадь с двойным грузом не переломала ноги в рытвинах, да и девушки неплохо видели в полумраке – Таури, конечно, лучше, но она делала лучше практически всё, и Ню устала завидовать.
Из глубины конюшни послышались возвращающиеся шаги и ритмичный стук подкованных копыт. Полуэльфа вывела в поводу рыжеватую лошадь с коротко остриженной гривой, высокую и изящную.
- Я её не заседлала, вдвоём без седла будет удобнее удержаться, хотя филей и отобьем порядком…
Процесс карабканья Нюретты на предложенный транспорт заслуживал кисти художника. Единственный опыт верховой езды в её жизни принадлежал далёкому прошлому, когда на праздниках на улице представители ближайшей конной школы катали детей на лошадях за установленную плату. Катали шагом и с осторожностью. Впрочем, несмотря на недостаток опыта и отвратительную посадку, сидела Ню крепко и сваливаться не собиралась.
Таури легко залезла следом за подругой и пришпорила лошадь каблуком.
- Вперёд!
***
Эовин тихо и быстро шла по коридору дворца. В последнее время принцессе волей-неволей пришлось отрабатывать походку, достойную северного следопыта – похотливая рожа советника Гримы яростно просила кирпича и Эовин боялась сгоряча удовлетворить оную просьбу.
Советник Грима, чтоб ему, упырю чирьятому, в сортире утопиться, разумеется, к аудиенции запаршивевшего принца не допустил и ещё издалека заорал им с Дезмондом, чтобы сначала отмылись и вообще хоть немного стали напоминать людей. Эомер зло буркнул себе под нос, что Грима и чистым на человека не слишком тянет (а вот на мартовского упыря с прогрессирующей проказой – вполне), но послушно отправил вассала в казарменную баню местного гарнизона. А сам, проклиная морготов этикет, не позволяющий отправиться следом, вёл неравную борьбу с последствиями похода при помощи бадьи с горячей водой, куска серого мыла и прочих принадлежностей, в дворцовой ванной комнате, в отличие от бани – не отапливавшейся и по осени не слишком-то тёплой.
Эовин ни в коем случае не хотела отвлекать брата от тяжёлой битвы с грязью и насекомыми, в конце концов понимала, что просто неприлично находиться в одном помещении с раздетым мужчиной…
Но только Создатель ведает, как же она соскучилась по этому злому, циничному, гордому и замкнутому гаду! К тому же это был прекрасный шанс укрыться от советника – в самом деле, тот вряд ли пожелает потереть принцу спину. А если такая безумная идея всё же придёт ему в голову, то Грима будет витиевато послан и облит порядочной порцией грязной воды со словами: «И так будет с каждым извращенцем!».
Принцесса остановилась возле двери и постучала.
- Кому я нужен в намыленном виде? – раздражённо и немного устало донеслось из-за оной двери.
- Мне, братец, ты и намыленным сгодишься, - улыбнулась Эовин. – Можно?
- Если очень нужно.
Решив, что бегство от мерзкого советника – достаточно весомый повод, принцесса открыла дверь и скользнула внутрь.
Комната была почти пустая, сырая, с растрескавшимся полом. В дальнем конце на полу стояла потемневшая опять же от сырости деревянная бадья, вокруг которой было порядком разлито воды. В самой посудине, до солнечного сплетения скрытый мутной водой, устроился братец, в данный момент ожесточённо намыливавший голову, судя по всему – по второму разу.
Эовин тут же отметила, что с их последней встречи – месяца три назад? – он ещё больше похудел и осунулся. Рёбра так и выпирали из под бледной кожи, а в весёлой проказливой улыбке проглядывала усталость.
- Чем обязан столь прекрасному обществу?
Девушка фыркнула.
- Ты ещё встань при виде дамы и поклонись.
Улыбка Эомера приобрела иронический оттенок.
- Могу ещё уступить полбадейки. А то на роль прекрасных дам, которые по всем легендам должны составлять компанию прекрасным принцам, лишённым одежды, дохлые вши как-то не тянут.
Эовин шутливо погрозила пальцем.
- Ну тебя, извращенец!
- Ты проделала долгий и утомительный путь по коридорам дворца, в неравном бою сходясь с опасностями в морде крыс, тараканов и советника лишь затем, чтобы обвинить меня в посягательствах на твою бесспорную добродетель?
- Вообще-то я пряталась от оного советника, но не только это. Я соскучилась, Мер. Правда. Честное слово, не будь ты мокрым и мыльным – обняла бы и расцеловала. Я безумно рада, что ты жив, братец.
- Я то жив, что со мной станется, а ты как?
Принцесса вздохнула.
- Средне. Сыта, одета, обута. Вожусь с дядюшкой, он совсем сдаёт. Пока успешно бегаю от Гримы, да и он в открытую не пристаёт. Но смотрит так мерзко…и хмыкает, ухмыляется. Такое впечатление, что он что-то задумал, чтобы я наверняка ему досталась. А я не хочу! Он мерзкий, противный, прыщавый…
- Мне доводилось слышать суждение, что в темноте все мужчины, как кошки, серы. Дескать, зажмуришься, и представляешь, кого хочешь. Если что – вспомни и успокойся. Вообрази кого-нибудь посимпатичнее и получай удовольствие.
Эовин, в общем-то привыкшая к циничным репликам брата, на этот раз разозлилась всерьёз.
- А если меня изнасилует полусотенная орочья банда, то что ты тогда скажешь, мудрец орков? Дескать, должна радоваться, что столько мужчин обратили пристальное внимание на меня? Или что-нибудь попошлее найдёшь? Я подозреваю, откуда ты набрался этой гадости, так вот знай – никогда не переноси на меня опыт шлюх, которым они вдруг решили с тобой поделиться после…после… - принцесса покраснела.
- Называй вещи своими именами. После того, как дадут мне то, за что я им плачу  - Эомер усмехнулся, но тут же посерьёзнел. – Я не хотел тебя обидеть, но утешать тоже не умею. Пытался пошутить, как видишь, неудачно, - он тяжело вздохнул. – Я пытаюсь сделать хоть что-то для тебя, сестрёнка, но умею лишь убивать, лгать, унижать, хитрить, оскорблять, и ничего светлого и доброго не исходит от меня и исходить не может. Я…я хотел бы, чтобы мать была жива, чтобы ты не была одинока и беззащитна в этом златоверхом гадюшнике, чтобы тебя могли понять и утешить. Но матери нет, а я научил тебя владеть мечом – и ты имеешь полное право снести Гриме его сальную голову, если он посмеет зайти дальше взглядов. Тебя казнят за это – но ты сама говорила как-то, что честь тебе дороже жизни.
- И тебе не жалко будет, что я умру?
- Скажем так – я смогу с этим жить. Стисну зубы – и смогу, как мы сделали давным-давно. Практика показывает, что лучше всего от душевных терзаний на какое-то время избавляет хорошая битва, а там, может, и сам голову сложу, - он произнёс это спокойно, как говорят люди, не боящиеся смерти – потому, что в этом мире им ничто не дорого.
- Какая радостная, позитивная тема…не находишь?
- Нахожу, - принц нырнул, смывая пену с волос. Вода поднялась и частично выплеснулась на пол. Эомер снова вынырнул. Длинные – до лопаток – волосы повисли мокрыми сосульками. – Отвернись, я вылезаю.
Эовин развернулась лицом к двери и молча слушала, как брат с плеском поднимается из бадьи и вылезает на пол, выжимает волосы и тщательно вытирается полотенцем. Когда прозвучало разрешение обернуться назад и она им воспользовалась, маршал уже стоял в подштанниках и пытался причесаться. Получалось…а никак не получалось.
Волосы у Эомера были роскошные, любая красавица бы позавидовала – густые, волнистые, цвета старого золота с рыжеватым отливом – сказка. Проблема заключалась в том, что после удалых гонок за орками причёска принца напоминала живописное воронье гнездо с обилием разнокалиберных колтунов, об которые был обломан не один гребень.
- Давай помогу. Эовин подошла к брату и взяла гребень, но, прежде чем приступить к собственно работе, наконец-то крепко обняла его.
- Ты надолго?
- На пару дней – в лучшем случае. Орки скоро опять появятся.
- Возьми меня с собой! Уж лучше орки, чем Грима.
Он покачал головой.
- Я разделяю твою неприязнь и даже согласен с тем, что ты способна справиться с орками. Но я не хочу, чтобы ты видела своими глазами разорённые деревни. Они мне снятся каждую ночь, Эовин, и так, боюсь, будет до конца дней моих. Видишь ли, хотя я и пытаюсь казаться циничной тварью, а отчасти я ей и являюсь – на это невозможно плюнуть. Такое не должно случаться с людьми, и я сделаю всё, чтобы не случалось, даже если мне придётся делать это в одиночку, в компании моей разбойного вида гвардии. И ещё – если ты уйдёшь, кто же позаботится о дядюшке? Он приютил нас, дал нам кров и – сколько мог – человеческого тепла и ласки. Ни я, ни Теодред – мы не можем уйти от границ. Остаёшься ты. Я понимаю, это обидно – возиться по хозяйству, когда другие сражаются, но кроме тебя – некому. Воин – дело почётное, но кто позаботится о его доме, пока он бьётся с врагами?
Эовин вздохнула.
- Я понимаю – я нужна здесь. И я согласна остаться. Но если бы только знал, как это противно!
Эомер ничего не ответил, его сестра поудобнее взяла гребень и вступила в неравный бой с колтунами, что было нелегко.

Нюретта. Не совсем точный портрет, но цвет глаз, широкое лицо удалось передать. Одна серёжка - просто так захотелось. Она нарядом косит под мужчину.

Что, настолько всё печально? 

Наконец-то я дописала! На смену соплям, на которые так жаловался Рик, пришла суровая правда жизни. А что случилось дальше -------->>>
Глава пятая. «Откуда ты, о чудное виденье?»
Было холодно. Ню поплотнее закуталась в плащ и снова вгляделась в темноту слипающимися глазами. Тауриель сладко посапывала, а Ню должна была караулить до тех пор, пока луна не перевалит на другую сторону неба. Знать бы ещё, на какой и куда!
Караулить первой Ню вызвалась сама – по опыту знала, что если разбудить её посреди ночи, то через пять минут она снова заснёт, причём в любом положении относительно земли и горизонта.
Борясь с назойливым Морфеем и не менее упрямым холодным ветром, пронизывающим до костей, девушка нехотя поднялась с земли и стала нарезать круги вокруг бивуака, напевая себе под нос откровенно пугающую смесь средневекового металла и лихих казачьих песен – ничего более бодрящего не нашлось.
Хенна, дремавшая неподалёку, вопросительно заржала и, видимо, с трудом удержалась от экстравагантного покручивания копытом у виска. Подходить и объяснять ситуацию Нюретта не стала – у них с лошадью как-то сразу установился вооружённый нейтралитет и прерывать его ультиматумом в виде красивого отпечатка подковы на лбу Ню не слишком хотелось.
Кстати, об оружии… Ню проверила, хорошо ли ходит в ножнах «шпага». Никаких средств убиения помимо неё котэ не взяла, зато Таури взвалила на свои хрупкие плечи целый арсенал, и метательные звёзды в нём были далеко не самым экстравагантным образцом.
А вот о тёплой одежде полуэльфа позаботилась не слишком хорошо, за что сама в первую очередь и поплатилась – от простуды теплолюбивую уроженку Ривенделла спасали только эликсиры, интеллигентно свистнутые из личных запасов Владыки. Впрочем, судя по всему, тот был не особо против – даже не заколдовал секретер – вопреки обыкновению.
Ню держалась лучше, страдальчески ощупывая гнойники в продутых ушах. От отита пока спасал благословенный шарф, две пары нижнего белья, надетые зараз, тоже лишними не оказались. В остальном Ню относительно спокойно переносила холода и даже дала Тауриель пару дельных советов – разумеется, вычитанных в книжках. Например, сапоги никогда не следует протягивать подошвами к огню – или подгорят, или подошвы отвалятся.
Запасённой еды пока хватало, братство они, судя по всему, должны были нагнать со дня на день, пугало только одно – что скажут дорогие, ненаглядные участники эпического похода двум дурным малолетним девкам, навязавшимся на их голову. Особенно с учётом того, что Ню они вообще впервые видят…
Луна уже заметно клонилась к другому краю неба и котэ поспешно бросилась будить подругу, надеясь хотя бы на пять часов спокойного сна на нагретом местечке…
***
Хенна ступала осторожно, но Ню всё равно до неприличия крепко цеплялась за талию полуэльфы. И вовсе не потому, что боялась сверзиться – таких мелочей она перестала бояться после третьего падения – в первое же утро похода.
Тауриель тоже не спешила с возмущённой руганью отдирать от себя чересчур нервную подругу. Она, пожалуй, и сама была бы не прочь в кого-нибудь вцепиться, но Хенна такого произвола бы не потерпела – понесла бы, а на неверных тропах Эрегиона это с высокой вероятностью означало смертный приговор, иногда – совместно с изящным захоронением под грудой непоседливых камней.
Дело в том, неподалёку слышались голоса. Учитывая, что голоса были негромкие, то их источники должны были находиться аккурат за ближайшей скалой – минутах в двух неспешной рысью.
Ещё не сошедший снежок успешно глушил стук подков. Заслышать его мог разве что эльф, но, видать, Леголас спал. Или просто не считал нужным прислушиваться вне времени, отведённого на его стражу.
Не доезжая каких-нибудь тридцати шагов до скалы, Таури остановила Хенну резким рывком поводьев.
- И что мы им скажем? – еле слышный шёпот.
Ню недовольно зашипела почти в само острое ухо:
- Раньше посоветоваться со мной не могла? Прямо под носом у них приспичило совет держать?
Полуэльфа виновато шмыгнула простуженным носом.
- И всё-таки?
Котэ злорадно хохотнула:
- Нет уж, ничего придумывать не буду. Только импровизация спасёт мир, а заодно – и нас. Наверное. Тронулись!
И, не советуясь с подругой, пихнула лошадь каблуком. Та укоризненно фыркнула, но протеста по всей форме не затеяла.
- Ню! Что ты делаешь! Ты всё погубишь! – в панике зашипела целительница, но Хенна мстительно не реагировала на её отчаянные рывки поводьев, всё больше ускоряясь.
Так что в лагерь прибалдевшего от такой наглости Братства отважные девы въехали уже на приличной рыси.
И тут Хенна встала намертво, как скульптура на Аничковом мосту.
Ню бегло оглядела ошарашенные лица. Точнее, одно-то было вполне спокойно и мирно пыхтело трубкой, но Гэндальфа вообще удивить, судя по всему, было очень трудно.
После волшебника на глаза попался гном с густой рыжеватой бородой, одной рукой судорожно шарящий в поисках секиры, а другой пытающийся вернуть в исходное положение несколько отпавшую челюсть.
Затем – о, эту дивную рожу ни с чем не перепутаешь! – эльф блондинистой внешности, всеми силами пытающийся вернуть на прекрасный лик хотя бы некое подобие горделивого достоинства, что так любят напускать на себя эльфы – за исключением тех, кто действительно многого стоит.
Хоббиты сидели кучкой, так и застыли с открытыми ртами. Относительно достойный вид сохранял только старший, с каштановыми в рыжину волосами и слишком пристальным взглядом. Фродо. Наверняка. А вон тот, плотный, почти стопроцентно – Сэм. Глаза распахнуты, а меленько дрожащая рука тянется к мечу. Да, с такими нервишками – только в Мордор, на тамошних курортах подлечиться…
Два похожих, как братья, хоббиты – посветлее и потемнее. Оба застыли в одинаковой позе – выпученные глаза и приоткрытые рты. Впрочем, уже начали отходить от первого потрясения, первый испуг в похожих карих глазах начинает сменяться любопытством. Кто из них Мерри, а кто – Пиппин, узнать можно и потом. Если не прибьют от избытка добрых чувств.
Высокий темноволосый человек с внимательными, чуть прищуренными глазами в первую секунду потянулся было к мечу, но тут же опустил руку. Угольно-чёрные брови почти сошлись на переносице – появление Тау его явно не обрадовало.
Ню беспечно перевела взгляд на последнего члена отряда…и чуть не свалилась от изумления с лошади. Но сомнений быть не могло – чуть заострённые уши, миндалевидный разрез насмешливых глаз, орлиный нос, тёмные волосы до плеч. Незнакомец соответствовал все критериям Боромира – кроме расового.
«Если вернусь на Землю – построю машину времени и придушу Профессора», - устало подумала Ню. «Три брака между людьми и эльфами – ага, конечно! Да тут полуэльфов хоть лопатой греби! Хотя…как известно, люди-то вполне способны размножаться без всяких там священных уз. Тогда стоит задуматься о плачевном состоянии средиземской нравственности…».
Как всегда бывало в случаях разнообразных олимпиад и экзаменов, нервная дрожь и липкий ужас, терзавшие девушку до самого последнего мгновения, перед лицом собственно события бесследно исчезли. Только вот вместо обычного делового спокойствия и рабочего настроя откуда-то из неизмеримых источников души ползла наглость на пару с ехидством. Ню стиснула зубы, чтобы чего-нибудь не отмочить.
Гэндальф попыхивал трубочкой, демонстративно уйдя в нирвану, и начинать нелёгкий разговор явно не собирался. Недовольно покосившись на отлынивающего от обязанностей парламентёра волшебника, сиротливо болтавшееся в воздухе слово взял – да, других кандидатов на роль Арагорна тут не наблюдалось. Особенно если судить по малиновым кончикам ушей Таури. Лица подруги Нюретта не видела, но подозревала, что то немногим уступает помидору.
- Глупые девчонки, - сдержанно начал следопыт, видимо, пробуя силы. – Что понадобилось вам в этом походе, из которого, скорее всего, не будет возврата?
Ню совершенно не строила иллюзий по поводу сложностей предстоящего пути – как и насчёт того, что самым противным в этом пути будут не орки с троллями, а немытая голова и недосып. В любом деле мелочи – самый мерзкий элемент.
Но ради избавления от эльфов и моральной поддержки Тауриель можно было и потерпеть.
Следопыт хмурился и ждал ответа, Мерри и Пиппин драматическим шёпотом переговаривались насчёт «не будет возврата». Судя по всему, эта перспектива юных хоббитов не слишком вдохновляла. Леголас и Гимли возвращались на посты, положенные часовым, покинутые незадолго до прибытия девушек – судя по всему, ради того, чтобы немного погреться у дохлого костерка посреди лагеря.
- О величайший из доблестных северных следопытов! – прорвало-таки Ню. – Соблаговоли выслушать смиренную и покаянную речь двух ничтожных девиц, осмелившихся потревожить твои раздумья?!
Арагорн только ошалело кивнул. Девушка неловко спешилась, встала в эпическую позу и повела повествование:
- Да будет известно вам, доблестные мужи – и неженатые представители народов Средиземья – что смиреннейшие слуги ваши были удостоены знамения великолепного и прекрасного! В свете и блеске явился нам всадник на коне красоты несказанной, всадник с ликом грозным и строгим, из народа эльфийского. Посмотрел он с грозностью несказанной и мудростью неописуемой, покачал головой и перстом тончайшим соблаговолил указать нам в сторону, куда ваш доблестный отряд направил стопы свои неутомимые. Указал – и исчез бесследно, а на том месте, - Ню издала всхлип, вполне успешно замаскированный под проявление восторга и ярого фанатизма, - на том месте доблестный конь лучезарного оставил нам подтверждение знамения великого – кучку навоза, запахом орхидеям благоуханным подобного…
Котэ хотела было продолжить, но тут со стороны Гэндальфа раздался аналогичный всхлип и уже неприкрытый хохот. И хорошо – Ню уже из последних сил сдерживала смех, и в следующий раз истерический смешок под восторженный всхлип замаскировать явно не удалось бы.
Напряжённое выражение на лице следопыта тоже сменилось улыбкой, но не все отреагировали так адекватно на невинный розыгрыш.
- Да эта девка просто издевается над нами! – наполовину прошипел, наполовину прорычал кто-то сбоку. Ню сразу предположила, кто в отряде настолько обделён чувством юмора – и не ошиблась.
Врагов принято встречать лицом к лицу, и Ню обернулась к злому, как брошенный в речку кот, полуэльфу.
- Каждый мыслит в силу своего разумения. Твоё меня откровенно печалит, - хамить – так по крупному. Хоть и страшно – он на две головы выше и даже по виду – не слабак.
Боромир явно обладал гиперчувствительным и чрезмерно развитым самолюбием и самомнением. А по этикету у него явно была двойка – с такой откровенной угрозой надвигаться на даму – пфе!  Арагорн на всякий случай придвинулся ближе к эпицентру. Судя по тому, как мученически закатил глаза следопыт, с полуэльфом и раньше возникали проблемы.
Два взгляда скрестились, как мечи. В тёмно-серых глазах плескалось бешенство, злость и готовность поставить на место зарвавшуюся девчонку. В серовато-голубых – спокойная насмешка и вызов.
«Что же ты сделаешь, доблестный воин Гондора? Побьёшь меня? Дудки, тебя удержат, да даже если нет – моё мнение уйдёт со мной хоть в могилу, как и моё упрямство».
Но Боромир не собирался бить. Он почти вплотную подошёл к девушке, презрительно смерил её взглядом сверху вниз и насмешливо процедил:
- Что ж, оставайся, маленькая лгунья.
И добавил чуть тише, с грязной ухмылочкой, неприятно исказившей красивое лицо:
- Ночью отблагодаришь. Третья слева постель, после второй стражи. Не опаздывай, шлюшка.
Несколько секунд висела ошеломлённая, звенящая тишина. С лица Ню сбежала и без того не щедрая краска.
Никто не шевелился – слишком все были растеряны, озадачены вопросом – и что теперь?
И в этой гробовой, могильной тишине громом прозвучал звук удара.
Ню не стала размениваться на элегантные пощёчины и классические плевки в лицо. Для удара мыском расстояние было слишком мало, для удара коленом – велико.
Поэтому она ударила кулаком – резко, без малейшего проблеска благородства и жалости. Не надеясь даже задеть опытного воина, широко распахнув шалые, дикие глаза, ожидая резкой боли в умело заломленной руке.
Но прошло мгновение, другое – а боли всё не было. Маленький кулак впечатался в мягкую, податливую плоть.
Боромир со сдавленным воплем упал на колени и обеими руками схватился за отшибленное место. Судя по его озабоченности противоположным полом, это место ему было дорого, и не только в качестве памяти.
Ню несколько раз моргнула, отстранённо поглядела на скулящего полуэльфа, сделала несколько заплетающихся шагов в сторону.
Ноги подкосились.
Девушка всхлипнула раз, другой – и разрыдалась. Не видя, не замечая ничего вокруг, безразличная к пузырьку с характерным запахом валерьянки в руке обеспокоенной Тауриель. К тому, что Арагорн легко поднял её на руки и перенёс к костру, закутав в одеяло.
Ко всему.
***
Эомер тихо бесился, меряя шагами небольшую залу. Эовин, зная, что слова – во всяком случае, цензурные – сейчас будут явно лишними, помалкивала и безуспешно пыталась сосредоточиться на вышивке.
Советнику грозило быть увековеченным в надгробном монументе – принц мог придушить и за меньшее, чем откладывание высочайшей аудиенции. Когда этот «радостный» факт сообщал ему бледный, заикающийся и дрожащий мальчишка-посыльный, Эомер пугающе-спокойным голосом – и почти цензурно! – прокомментировал ситуацию и небрежным взмахом руки отпустил несчастного парнишку. Тот исчез под звучный стук башмаков и уже облегчённый стук зубов.
Опускаться до прилюдного нервничанья принц не собирался, поэтому развернул комментарий только тогда, когда пресловутый стук совсем затих, справедливо полагая, что единственный свидетель в лице сестры за двадцать с лишним лет жития и не такое слышал. К тому же разобрать отдельные слова в этом потоке шипения, которому бы позавидовал любой помоечный кот, было весьма затруднительно.
Если кратко и относительно цензурно, то на протяжении добрых четверти часа Эомер с чувством, вкусом, толком и расстановкой желал советнику встретиться с трёхсотенным отрядом орков. За давностью странствий подзабывших о внешних признаках женщины и поэтому приспособивших советника за их отсутствием к готовке человечины и стирке фамильных портянок (впервые за последние сто лет, пусть поймёт, какую честь ему оказали!) – но не только. Потом красочно описывал «не только». Потом – заинтересовавшихся процессом орочьих волков, решивших – за отсутствием волчиц…
По окончании четверти часа и запаса матерных слов в роханском языке – фантазии принца хватило бы ещё на три часа, но повторяться в нецензурной брани он счёл моветоном – так вот, по окончании проникновенного монолога Эомер злобно замолчал и в гнетущей тишине принялся шагать взад-вперёд по зале. Оная зала была чем-то вроде семейной гостиной, в отличие от тронного зала предназначенной исключительно для собственного пользования, ну и для приёма наиболее близких друзей. Семья величиной не отличалась, друзей было и того меньше, поэтому комната мало-помалу принимала удручающий вид – из угла ехидно таращился паук, с развязной наглостью харча незадачливую муху, а его паутина уже могла бы составить конкуренцию парадным гобеленам. Немногочисленную мебель потихоньку захватывала пыль. Прислуги в Медусельде всегда было мало – личных слуг не держали, справедливо полагая, что принцессы и принцы не безрукие, сами оденутся, причешутся, по мелочи починят одежду и выльют за собой из бадьи грязную воду. Да что говорить – трудовое воспитание вообще крайне приветствовалось в королевской семье и ближайшей родне. Эовин со смешанным чувством ужаса и восторга вспоминала, как лет в десять мыла котлы на кухне и полоскала бельё в огромном корыте. В связи с хозяйственными подвигами братца вспоминалась аккуратная поленница во дворе замка – ещё в Альдбурге (а всего-то и надо было маршалу Эомунду опрометчиво брякнуть сыну: «Порубишь во-он те чурбаки – и от уроков три дня свободен!». Дрова упрямый мальчишка таки порубил, под конец пару раз чуть не отрубив себе ногу, а вот собственное имя до сих пор с двумя ошибками пишет. И читает по слогам).
Пасторальные воспоминания принцессы были прерваны интеллигентным скрипом двери и просочившейся в неё высокой стройной фигурой. Фигура лёгким движением руки поправила причёску и мелодично поздоровалась.
Если до этого у Эомера было просто плохое настроение, то теперь даже слова «поганое», «отвратительное» и даже менее благозвучные плохо годились для описания ситуации. Во всяком случае, приветственная улыбка принца пугающе напоминала хищный оскал давно не евшего упыря, который наконец-то завидел подходящую жертву.
Вошедшая полуэльфа то ли сделала вид, что ничего не заметила, то ли действительно настолько плохо знала своего жениха, впрочем, не подававшего ни малейшего повода узнать его хоть чуть-чуть лучше. Да что там, он просто-таки избегал наречённую, морщась, как от арбалетного болта в седалищном нерве, когда ему вежливо напоминали о его обязанностях по отношению к невесте.
Эовин постаралась сгладить некоторую неловкость, несвежим висельником повисшую в комнате:
- Здравствуй, Тайана. Рада видеть тебя в добром здравии.
Эомер, поганец, даже вида не сделал вида, что присоединяется к этому пожеланию. Вместо этого он прямо спросил:
- Зачем пожаловали, леди?
В сочетании с руками, неумолимо скрещенными на груди, и сжатыми в тонкую линию губами это можно было смело интерпретировать как: «Чего припёрлась, дура?!».
Да, собственно, так оно и было.
То ли полуэльфа обладала потрясающим тактом, то ли опять не поняла прямого посыла, но, ослепительно улыбнувшись, она ответила хрустальным, колокольно-звонким голосом:
- Благодарю, Эовин. Собственно, милорд, я пришла поприветствовать вас, узнать, в добром ли Вы здравии, как прошла Ваша поездка.
- Приветствую. Да. Хорошо. Полагаю, я ответил на Ваши вопросы, леди? – процедил Эомер, зло щурясь.
Положительно, Тайана обладала потрясающим талантом не замечать откровенной грубости и прямого отторжения.
- Благодарю, милорд, - сложный реверанс, ещё одна ослепительная улыбка – и дверь за полуэльфой тихо затворилась.
Эовин понадеялась, что нарочито громкий облегчённый вздох принца до милых острых ушек не долетел. Принцесса укоризненно покосилась на воспрянувшего брата:
- Она – твоя невеста. Разве сложно несколько минут побыть любезным?
- Поверь, если бы у меня был выбор, я скорее женился бы на одноногой усатой орке, чем на этой…этой, в общем, - непримиримо припечатал Эомер – как надгробную плиту уложил.
- Почему? Она красивая, умная и добрая девушка, она – воспитанница дядюшки, в конце концов, она будет прекрасно смотреться в паре с тобой. Ваши дети обретут часть эльфийского долголетия, не будут подвержены большинству болезней, а Тайана прекрасно обучит их наукам. Разве не так?
Пока Эовин говорила, принц всё больше бледнел, на пункте о детях непритворно заскрипел зубами, а в конце – просто спрятал лицо в ладонях.
- Всё так, - наконец, глухо сказал он. – Дело за малым. Я не хочу прожить жизнь с женщиной, которую не люблю.
Девушка фыркнула:
- Ты воспылал любовью к усатой одноногой орке? А если серьёзно…брат, что в нашей жизни значит любовь? Не ты ли сам с юных лет вбивал мне в голову, что в действиях людей главное – выгода? Расчет? В том числе и политический?
- В действиях людей – возможно. Возможно, и в моих. Но я всё ещё пытаюсь добиться от мира доказательства того, что он не так поган, каким хочет показаться…как и я.
- Какого доказательства? Что ты требуешь от бедной, старой Арды? Какого чуда тебе подать?
- Любви. Той, о которой ещё поют в своих глупых песнях полоумные старики-менестрели. О которой слагают лживые сказки матери у колыбелей детей. Вечной, Моргот подери, бессмертной! Чтобы, когда меня, наконец, достанет очередной волк или орк, пробьёт арбалетная стрела – чтобы я знал, что было в моей циничной, грязной, испоганенной жизни хоть что-то светлое и прекрасное! Чтобы, подыхая в грязи и крови, я знал, что жил на этом свете не напрасно! Потому, что подвиги забудутся, указы – отменят, и даже песни когда-нибудь сгинут из людской памяти. А любовь, если верить всё тем же дурацким песням и сказкам – пребудет вечно…
Начинал Эомер тихо. В середине – почти сорвался на хриплый крик пополам с истерическим смехом. Закончил снова тихо, и, резко развернувшись, вышел из комнаты, провожаемый удивлённым и одновременно – смутно понимающим взглядом сестры.
Не выдержал – быстро запряг коня, вихрем промчался по улицам Эдораса, миновал ворота и с наслаждением подставил лицо свежему ветру, словно смывающему духоту дворца.
…Здесь, в степи, где только ты, да безмолвный твой конь, можно дать себе глоток желанной свободы. Забыть о том, что твою жизнь давно уже расписали на пункты – без твоего участия. Что ты пошумишь – и всё равно женишься на треклятой полуэльфе, наплодишь таких же белобрысых и подневольных отпрысков и с миром упокоишься в высоком кургане под фальшивые стенания окружающих. Кажется, даже небо и солнце в Эдорасе – фальшивые, словно, как в детской сказки – зачарованные злым колдуном, и сами ставшие злыми.
Эомер кинул быстрый взгляд на запад, где обретался наиглавнейший кандидат на злые колдуны. Положим, злым-то он, может, и не был – но колдуном-то уж наверняка!
Интересно, а не превратит ли он принца в какую-нибудь лягушку за то, что он задумал? Мальчишество, если по-хорошему, но такое притягательное!
Эомер похмыкал, поозирался – не летают ли где-нибудь подозрительные вороны или другие птицы – «глаза» всех порядочных и непорядочных чародеев.
Не заметил ничего подозрительного, проказливо улыбнулся наперекор всем напастям и показал в сторону чародейского знака не очень вежливый, но весьма красноречивый знак.
«Назло всем смертям, оркам и невестам – я выживу! И смогу невежливо послать вас всех, господа поборники правил, далеко и надолго!»
Солнце бросило луч на растрёпанные золотые волосы, ответившие солнцу ярким бликом.
«И всем назло я найду тебя, кто бы ты ни была, моя судьба. И разлучить нас сможет только твоя добрая воля».

Персонажей-то? Да там пока ещё не очень сложно. Я держу в голове всё потомство Эомера и Ню. А там одних внуков за 20 человек точно.
Зря я спойлерю по поводу финала, но не могу удержаться. Не умею я хранить секреты, эх...
Спасибо. Кстати, пафос-то нормальный. Я специально старалась его юмором смягчать, чтоб не вышел Торин Дубощит)

Сомневаюсь насчёт поругается - настолько счастлив будет. А то хоть в петлю, да государственные интересы не позволяют))))

Ещё бы. Теперь стараюсь писать так, чтобы даже агнст-сцены были не в "стиле Даэйрэт"*

* - Даэйрэт - персонаж "По ту сторону Рассвета", романтичная дурочка, сочиняющая пафосные сопливые стихи (по нашему - МТА)

Да не только. В основном из-за того, чтобы не подражать Даэйрэт. Она только к концу книги поумнела. Видимо, роды в тринадцать лет добавляют ума, хотя не пробовала.